Для создания такого прочного союза на всё время военных действий, для преодоления разногласий элит разных стран Запада между собой требовались большая подготовительная работа и время. Но финансовые механизмы, созданные на Западе к концу 19-го века, позволили быстро сосредотачивать и направлять материальные ресурсы в направлении, нужном чрезвычайному узкому кругу лиц. Наши войны 20-го века подпитывались этими финансовыми потоками, начинавшимися в крупнейших американских банках.
Так, в 1904-1905 годах мы не только с Японией воевали. Япония была лишь инструментом, тараном против нас, но воевали мы тогда фактически с только что появившейся мировой финансовой элитой, ибо на их деньги вчерашняя феодальная страна на задворках Азии приобрела современные военные корабли и другое оружие. Флот, разгромивший русскую эскадру при Цусиме, строился не не верфях Токио, но на верфях Нью-Йорка, Бостона, Филадельфии, Марселя, Киля... Эту битву мы тогда проиграли — слишком силён был враг и новы методы.
Да и целые армии профессиональных революционеров разных мастей недаром обрушились на нашу страну именно тогда. Профессия должна оплачиваться, а главный источник этой оплаты лежал не на бескрайних просторах русских полей, а в узкой темноте американских банковских сейфов. Мировые финансы, сосредоточенные во владении нескольких лиц — какая сатанинская сила! Устраивающая мировые войны, уничтожающая государства, сила, для которой миллионы растерзанных человеческих жизней — лишь мелкая разменная монетка для достижения собственных целей...
Но вся финансовая и техническая мощь Запада не причинила бы нам столько вреда, если бы изнутри Россию не подтачивал злой червь, давно гнездящийся в умах её правящего слоя — дворянства.
Прежде всего следует сказать об утрате православной веры русским дворянством (к началу 19-го века оно уже сплошь было практически нерелигиозным). Евангельские ценности духа были и есть основой национального характера государствообразующего русского народа, поэтому когда эти качества умаляются в человеке, то он становится как бы чужим, отделяясь от народа и порой даже принося своей деятельностью вред.
Проще всего пояснить это на примере такого явно видимого следствия жизни не по Христу, а по своим страстям, как потребительство.
Важно понимать, что представители хозяйственных и политических элит всегда жили материально богаче и потребляли больше, нежели простые люди, но до 18-го века их потребности могли быть обеспечены существующей хозяйственной системой. В 18-м веке русское дворянство взяло за образец стиля жизни и уровня потребления дворянство стран Запада, в основном Англии и Франции. Т.е. стран, где урожайность в силу климатических особенностей была выше, где уже произошли буржуазные революции, началась промышленная революция и возросла интенсивность материального производства.
Кроме того, у Запада был такой мощный материальный ресурс, как ограбление колоний. Россия такого ресурса не имела, ибо подобное было невозможно — русский человек не прельщался ролью разбойника. Прямой грабёж представителей иных народов у нас оставался уделом отдельных одиозных личностей.
Я уже где-то говорил, что для того, чтобы один человек жил «как в Европе», сто должны жить как в Африке. Вопрос в том, где эти сотни берутся — в отдалённых колониях или же из твоего собственного народа у тебя под боком. В России они брались под боком — эксплуатация крестьян за 18-й век и вплоть до 1861-го года возросла неимоверно, по усреднённым общим оценкам примерно в 3 раза.
Пока дворянское сословие честно служило и укладывалось в своём потреблении в нормы, обеспечиваемые системой без увеличения нагрузки на неё — народ не воспринимал это как несправедливость, а воспринимал как служение общему делу: мужик — трудом, дворянин — ратной службой. Но когда в 18-м веке дворянство фактически отошло от служения и ударилось в личное потребительство, строя дворцы и поместья, при этом увеличивая нагрузку на народ, то люди восприняли это как несправедливость. Православный народ естественным образом стал воспринимать порой плохо говорящих по-русски помещиков с их праздностью и кутежами как чужаков, как нехристей. Появилось разделение на бар и простой люд, и оно усугублялось всё дальше и дальше. 19-й век был для внутренней жизни страны временем упущенных возможностей не потому, что не решили крестьянский вопрос, устранив это чудовищное разделение народа, а потому, что в 19-м веке это невозможно было уже решить. Всё хорошо в своё время. То, что нужно было и не захотели сделать в веке 18-м, уже никак нельзя было сделать в 19-м, а в 20-м оставалось пожинать лишь страшные кровавые плоды.
Душить дворянское самоуправство и вольницу нужно было сразу же, как только она подняла голову при Петре Первом, как боролся с ней в своё время Иоанн Грозный.. Но все наши великие правители 18-го века лишь углубляли их. Императора Павла Первого с его проектами ликвидации крепостного права, оставившими бы дворян-помещиков без их дорогостоящих увеселений, убили почти сразу же. Правители века 19-го не внесли ничего нового. А Великие Реформы 1860-х лишь ухудшили положение крестьян, вдобавок разрушая общину и тем самым делая крестьян более восприимчивыми к пропаганде деструктивных революционных идей.
Уже в 1902-м году в России началась по сути необъявленная гражданская война, за 15 лет до того, как к ней станут призывать большевики. Крестьяне стали массово жечь помещичьи усадьбы. Это были знаменитые «грабишки», описанные Владимиром Короленко.
Деградацию русского дворянства, массовый отход его от евангельских идеалов служения и превращение в полностью паразитирующую группу, хорошо раскрыл Иван Солоневич в своей книге «Народная монархия».
![]() Дворянство розги опиралось на немецких управляющих, дворянство бомбы — на немецких Гегелей. Было забыто все: и национальное лицо, и национальные пути, и национальные интересы.» Иван Солоневич. «Народная монархия» |
Естественно, что такая правящая элита, расколовшая народ, сама себя вычленившая из него так, что народ не считал её частью себя, должна была исчезнуть. И она исчезла вместе со страной, разрушив её. Народ же остался истекать кровью на её обломках, расплачиваясь своими жизнями за ошибки своего правящего класса.
Вопрос мог стоять только о сроках.
Николаю Второму оставалось либо бежать, либо начинать внутри страны с обезверившейся элитой гражданскую войну, пролить кровь и проиграть, либо принять мученическую смерть с упованием на Бога, как и подобает христианину. И наш Царь не посрамил звание православного царя, выпив свою горькую и страшную чашу до дна.
Февраль 1917-го года подводит нас к ещё одной важной мысли. По-видимому, капитализм западноевропейского образца с его поставленным во главу угла эгоизмом индивида совершенно не совместим с христианской идеей Русского Мира. Именно поэтому попытки реформ сделать из России некую «типовую страну Запада» довольно быстро порождали у нас и пробуждали к активной жизни огромное количество деструктивных личностей: всевозможных русофобов, нигилистов и террористов-революционеров. Так было у нас и в 1861-м, и в 1917-м, и в 1991-м...
К сожалению, уроки февраля 1917-го нашим обществом совсем не усвоены. Как сейчас наши экономические и иные элиты потребляют, по возможностям ли? И во что верят? Считает ли народ их частью себя?