Вот и почти добрались до Великого Поста. Как говорится, «близ есть, при дверех». В эти дни, равно и в сам пост, весьма остро ощущаешь символичность закрытых Царских Врат алтаря как образа закрытого для нас рая — высшего, чистого и разумного мира.
У Достоевского есть рассказ «Сон смешного человека». Там есть весьма удивительный ключевой эпизод, когда герой попадает на планету, где жили люди, не знавшие грехопадения. В этом мире всё просто, возвышенно, совершенно:
«все было точно так же, как у нас, но, казалось, всюду сияло каким-то праздником и великим, святым и достигнутым наконец торжеством... И наконец, я увидел и узнал людей счастливой земли этой. Они пришли ко мне сами, они окружили меня, целовали меня. Дети солнца, дети своего солнца, — о, как они были прекрасны! Никогда я не видывал на нашей земле такой красоты в человеке. Разве лишь в детях наших, в самые первые годы их возраста, можно бы было найти отдаленный, хотя и слабый отблеск красоты этой.»
«мне ... казалось неразрешимым то, например, что они, зная столь много, не имеют нашей науки. Но я скоро понял, что знание их восполнялось и питалось иными проникновениями, чем у нас на земле, и что стремления их были тоже совсем иные. Они не желали ничего и были спокойны, они не стремились к познанию жизни так, как мы стремимся сознать ее, потому что жизнь их была восполнена. Но знание их было глубже и высшее, чем у нашей науки; ибо наука наша ищет объяснить, что такое жизнь, сама стремится сознать ее, чтоб научить других жить; они же и без науки знали, как им жить, и это я понял, но я не мог понять их знания.»
«мне ... казалось неразрешимым то, например, что они, зная столь много, не имеют нашей науки. Но я скоро понял, что знание их восполнялось и питалось иными проникновениями, чем у нас на земле, и что стремления их были тоже совсем иные. Они не желали ничего и были спокойны, они не стремились к познанию жизни так, как мы стремимся сознать ее, потому что жизнь их была восполнена. Но знание их было глубже и высшее, чем у нашей науки; ибо наука наша ищет объяснить, что такое жизнь, сама стремится сознать ее, чтоб научить других жить; они же и без науки знали, как им жить, и это я понял, но я не мог понять их знания.»
Но этот рай быстро заканчивается, потому что герой всех развратил:
«причиною грехопадения был я. Как скверная трихина, как атом чумы, заражающий целые государства, так и я заразил собой всю эту счастливую, безгрешную до меня землю. Они научились лгать и полюбили ложь и познали красоту лжи. О, это, может быть, началось невинно, с шутки, с кокетства, с любовной игры, в самом деле, может быть, с атома, но этот атом лжи проник в их сердца и понравился им. Затем быстро родилось сладострастие, сладострастие породило ревность, ревность — жестокость... О, не знаю, не помню, но скоро, очень скоро брызнула первая кровь: они удивились и ужаснулись, и стали расходиться, разъединяться. Явились союзы, но уже друг против друга. Начались укоры, упреки. Они узнали стыд и стыд возвели в добродетель. Родилось понятие о чести, и в каждом союзе поднялось свое знамя. Они стали мучить животных, и животные удалились от них в леса и стали им врагами...»
Этот рассказ даёт нам ключ к тому, чтобы понять, почему же преступивший законы собственного существования и поэтому падший человек был удалён из рая. Не потому, что оскорбил Бога и Бог якобы прогневался, как о том пустословят католики и протестанты. Утверждение, что согрешивший человек со своей повреждённой природой не мог находиться в святом месте — хоть и теоретически правильно, но тем не менее не даёт нам возможности почувствовать, почему именно это так. А в рассказе ясно показано, как чистое и непорочное перестанет быть таковым, если соединится с нечистым. Это как гниль, которая поражает и здоровые ткани, с которыми соприкасается.
Поэтому удивляешься глубине любви Божией к нам! Ведь соприкоснулся с нами бесконечно святой Бог посредством жертвы Сына своего, чтобы мы ожили.
Пост даёт нам возможность хоть немного очиститься, прийти в себя. Попытаться устранить из своей жизни всё, что марает образ Божий в нас и не даёт Богу жить в нашем сердце и быть с нами. Почувствовать себя, пусть в крайне небольшой мере, насколько получится, духовным человеком. Человеком, устремлённым к совершенному.
У поста есть ещё одна сторона, которая всё явственнее выступает на фона падшего состояния сегодняшнего мира. Кто не приемлет нынешний всеобщий культ потребительства, гедонизма, постоянной развлекаловки, должен поститься, иначе его слова будут полным лицемерием. Пост сегодня — это так же и личное, спокойное и твёрдое выражение несогласия со всеми лже-ценностями, калечащими наши души и разделяющими нас. Пост не заключается в диете только, это многие знают. В пост хорошо творить дела милосердия, причём связанные с личными жертвами, а не формальной отдачей необременительных для нас денежных сумм. Например, если кто откажется ради поста от излишнего комфорта, походов по кафе и ресторанам, использования дорогостоящего личного транспорта без острой необходимости, больше ходя пешком — а съэкономленные деньги тайно, не оглашая себя, отдаст на какое-нибудь благое дело тем, кто в них реально нуждается, то, сделав так, может считать, что положил начало духовной жизни.
В первые четыре дня Великого Поста в храмах читают покаянный канон Андрея Критского. Уже скоро зазвучат удивительные, потрясающие глубиной своего содержания слова:
«Первозданного Адама преступлению поревновав,
познав себя обнажена от Бога...»